— Красиво, — сказал он после паузы, — холодно и глубоко. Такую реку вброд не перейдешь.
Чуть севернее виднелся мост. Его арка красиво изгибалась, а каменные опоры уходили в воду. Возвести подобное степнякам было не под силу. Наверняка тут потрудились строители Первой Империи, чьи правители тщились опутать весь Полуостров дорогами для легионов.
— Это точно, — согласился шут, глядя на ту сторону реки, — смотри, вон еще едут!
Из-за гребня невысокого холма один за другим выныривали всадники. Лошади шли медленно, словно красуясь, издалека виднелись яркие разноцветные халаты, наголовные повязки.
— Сколько же их тут будет к праздничной службе?
Хорст покачал головой. На переправе через Коларис воины Ордена появились вчера вечером, перед самым закатом. Заметили на соседнем холме еще один каркас для храма, но не обратили на него внимания. Ночью часовые несколько раз поднимали тревогу, завидев приближающихся из степи чужаков, а утром обнаружили, что рядом разбито настоящее становище. К небу взвивался дым от множества костров, вокруг кибиток бродили кони, а десятки мужчин ползали по деревянному каркасу, обтягивая его шкурами.
Похоже было, что Великое Творение кочевники собираются отмечать с размахом.
— Пойдем, — предложил Хорст, — а то места в храме не хватит…
— Пойдем, — согласился шут.
Чтобы добраться до храма, пришлось протискиваться через настоящую толпу. Если бы степняки почтительно не расступались, завидев на одежде чужаков изображение алмаза, продираться вперед было бы непросто.
Хорст чуть не оглох от резких воплей, посредством которых кочевники переговаривались. Бегали и орали дети, на которых никто не обращал внимания, женщины суетились у костров, из котлов тянуло чем-то тошнотворным, гавкали желающие поучаствовать в общем веселье собаки…
— Как здорово-то! — пробурчал Авти, довольно улыбаясь. — Почти как в городе!
Хорст же вовсе не испытывал радости. За время путешествия он несколько отвык от толпы и неожиданно обнаружил, что с удовольствием вновь оказался бы в седле где-нибудь посреди степи.
Из проема, который заменял в храме дверь, несло кислой вонью.
— Мы не рано явились? — Хорст поглядел на небо. Солнце пряталось за сплошной пеленой облаков, и определить по нему время было невозможно.
— Там подождем, — беспечно махнул рукой Авти и нырнул внутрь.
Все братья Ордена, кроме оставленных для охраны лагеря, находились тут. Дневку командор объявил с единственной целью — выслушать праздничную службу. Если бы кто-нибудь вздумал от нее отлынивать, у лентяя были бы серьезные неприятности.
— Вы чуть не опоздали, — недовольно проговорил Сандир ре Вальф. — Занимайте места.
Хорст едва пристроился к хвосту колонны, в которой уже переминались с ноги на ногу другие братья, как в храм с воплями и гоготом повалили степняки. Было ясно, что места на всю толпу не хватит. В святилище, судя по богатым одеждам и золотым украшениям на ножнах, явились только благородные. Остальные собирались внимать происходящему снаружи. Из произнесенного во время службы Хорст не понял ни слова. Прочие братья, за редким исключением, тоже. Но все стояли с мрачными и торжественными лицами, точно на похоронах. Кое-кто шептал молитвы на родном наречии.
Степняки реагировали на происходящее куда более бурно. В особо удачных, по их мнению, местах разражались приветственными криками и даже выхватывали клинки из ножен, точно собираясь зарубить служителя.
— Уф, все, — негромко сказал Авти, когда тот широким жестом благословил собравшихся. — А то я уже запарился…
Хорст и сам был не прочь выбраться на свежий воздух.
Снаружи царило всеобщее ликование. Кочевники вопили и прыгали, откуда-то появились большие оплетенные кувшины, из них с плеском лилась мутная жидкость, меньше всего напоминавшая молоко. На пиво она, если честно, походила так же мало.
— Сегодня мы слегка изменим обычный распорядок. — Голос командора, несмотря на царящий вокруг гвалт, был слышен отчетливо. — Отменим добавочные молебны. Но помните, братья, что воину Порядка положено быть сдержанным в отношении мирских соблазнов. Всякий, кто опозорит славное имя Ордена Алмаза, будет сурово наказан, во имя Владыки-Порядка. И тот, кто не вернется в лагерь к вечерней службе, тоже.
В переводе на язык обывателей-простолюдинов это означало: «Сегодня я разрешаю вам немного повеселиться, но всякий, кто переберет, схлопочет так, что потом его целый год будет тошнить при одном взгляде на пиво…
Окинув подчиненных ледяным взором, командор в сопровождении редаров отправился в сторону лагеря.
— Ох, красота! Трахни меня Хаос! — Авти глядел на окружающее веселье так же, как кот на плошку со сметаной. — Сегодня я всех повеселю! И сам развлекусь!
Хорсту веселиться не хотелось. Некоторое время он наблюдал за тем, как шут, выбрав местечко поровнее, исполняет привычные трюки. Вокруг Авти тут же собралась гогочущая толпа.
Когда пронзительно запишала дудка, Хорст не выдержал и отправился бродить среди костров. Сидящие около них степняки рвали зубами полусырое мясо, спешно хлебали мутное пойло. Со всех сторон доносились нестройные песни, на устланной коврами площадке два голых по пояс парня мутузили друг друга под одобрительные крики зрителей.
В каждой компании Хорста встречали радушные улыбки. Ему протягивали куски мяса и полные кружки, предлагали место. Но он качал головой и шел дальше, не обращая внимания на то, что степняки искренне огорчались.